Дигитали.

Дигитали.

«Индивидуальность — это пламя, а не камень; форма, а не материальное наполнение.

Эта форма может быть передана по каналам связи, изменена или скопирована».
Норберт Винер.

1 – Дом. После полуночи.

Мутная, мутная паутина прерывистого сна. Инь-Ху, пятая стража, время Тигра.
Но Шломо не тигр. Он кусок водоросли, мочалка, клочок пены, беспомощно скользящий по поверхности остывшего супа. От стенки, к стенке, от стенки, к стен-ке… И б-а-ам, выдёргивают из сонного полумрака в пылающую топку головной боли.
Прикроватная стенка наливается слабым светом ночного режима
— Что, Джи, опять?
— Наверное. Не знаю ещё, — она снова сидит в кровати, стараясь дышать медленно и глубоко. Одна рука на груди, другая оглаживает, не касаясь, округлый живот. Потом вскакивает, и вприпрыжку к двери. Шестой раз за ночь. Может седьмой?
Возвращается, трогая дрожащей рукой влажную голову, придерживает живот. Животик не крупный, но заметный вполне. Укладывается.
— Слушай, Джи, ну так же нельзя! Четвёртый месяц, а ни есть, ни спать нормально не можешь. Интоксикация, как на пятой неделе.
— Ну, закончится же это когда-нибудь. Врач говорит, вот-вот…
— Врач, говорит… А я кто, по-твоему?
— Ну не обижа-айся, Шломкин,- Джи осторожно укладывается на бок, гладит по лбу, по голове…, — я просто хочу, чтобы все было естественно. Без твоих нейрофокусов.
Шломо, один из лучших практикующих в Израиле нейроаналитиков и программистов. Как только подтвердилась беременность Джи, он буквально в ту же неделю следующий день сваял безукоризненный комплекс из нейроботов и подпрограмм. Комплекс сам по себе был гениален, и будучи тут же запатентован, должен был принести приличный доход.
Химическая регуляция организма, обеспечивающая оптимальный метаболизм плода, при полном исключении интоксикации. Постоянный контроль биологических и генетических параметров развития. Открытый интерфейс для любых коррекций. Вплоть для управления хирургическими нано роботами, в случае надобности, не дай Б.г…
И всё исключительно на основе проверенных и лицензированных компонентов. Комплекс был настолько прост и гениален, что Макклинз тут же ввёл его в методические материалы курса, но… Джи увлеклась модным «натурализмом», и отказалась наотрез. И вот, теперь вскакивала с приступом тошноты по шесть семь раз за ночь.
Собственное недосыпание Шломо не слишком беспокоило. По той или иной причине, хронический недосып был его верным спутником всю сознательную жизнь. Учёба, работа, развлечения до предутренних часов. Короткий, ненадёжный сон, если вообще… Ранний подъём, с красными глазами и пылающей головой, что бы опять же успеть на учёбу, либо на работу. Коррекция измученного организма, легальными средствами, и не очень.
Но Джи было очень жалко. Она любила поспать, а вот не выходило. От любых нейрокоррекций отказывалась наотрез, особенно в последние годы их близости. Как то ухитрялась неизменно поддерживать свежесть, бодрость и красоту, но ночами беременность давалась ей тяжело.
Стена потухла. Шломо поцеловал подругу в лоб, и было начал погружаться в последние короткие часы оставшегося сна, но…
— Слышь, чувак! Прости, но к тебе гости…
Начав совместную жизнь, Джи первым делом перепрограммировала домашнюю кибероболочку под клубный стиль.
— Какие гости, блин? Четыре утра, плату твою материнскую…
— Да вот, дедуля твой прикилял. Послать лесом?
— Впустить немедленно, — Шломо поспешно вскочил, и щелчком подозвал вешалку.
Дед?! Ночью, под утро… Не позвонив. Что-то случилось. Натянул штаны.
— Свет…ночной, — покосившись на сонно ворочавшуюся Джи, Шломо вышел в коридор, — приготовь гостиную.
С чуть слышным шелестом задвигались панели, выделяя из общего пространства квартиры гостиную и спальню. Ещё несколько секунд, и оболочка воссоздала последний, запрограммированный Джи декор. Диванная комната в восточном стиле.
Дед уже ждал его.
Уважаемый в религиозных кругах учеников и коллег, раввин Сяолун Аль-Малик представлял из себя не менее, но и не более сложный этнический конгломерат, чем сочетание китайского имени и бедуинской фамилии. Впрочем, столь однозначная смесь была вполне банальной для экстерьера современного израильского еврейства. Шломо, соответственно, унаследовал на порядок более сложное смешение генов, чем отец его матери. Кстати, Сяолун на языке Поднебесной означает «змея», что вполне характеризовало уважаемого рава.
— Привет, деда. Что за дела такие срочные?
— Срочные. Очень срочные, Шломик. Тут, понимаешь, такое дело, что на утро и не отложишь.
— Ой, Сяо, прости пожалуйста, — в комнату, сонно моргая вошла Джи в ночнушке, но увидев рава, смущённо извинилась, и отправилась за халатом.
— Ничего, малышка Джи, ничего, — дед потеребил бороду, не зная как начать, — видите ли, детки… Тут такое дело… В общем, я умер пару часов назад.
И Сяолун Аль-Малик дигитали виновато развёл руками, сощурив раскосые глаза.

2 – Интервью.

— Доктор Шломо Бар-Шай?
— Да, собственной цифровой персоной.
— Меня зовут Чен Абулафия. Спасибо, мой господин, что согласился дать интервью каналу «Иедиот Шангу».
Ш. – Да я бы в жизни не согласился, но эта хитрая обезьяна, Макклинз…
Ч. – Х-м-м. Пожалуйста, доктор, расскажи для начала, как человек попал в сеть?
Ш. – До-олгая выйдет история. Ну ладно, попробую коротенько. Тебе известно кто такой Ави Заславский? Ясно. Коротенько не получится. В общем, его открытие полвека назад открыло путь к прямому чтению содержимого мозга.
Ч. – Это он придумал все эти твои нейроботы?
Ш. – Они, брат, и твои тоже. Ну, в общем, да. Можно так сказать. Но про нейропрограммирование мы поговорим позже, если не возражаешь.
Ч. – Как скажешь, доктор Бар-Шай…
Ш. – Слушай, Чен, брось ты своих докторов. Ты что забыл? Данс-паб, в прошлую пятницу… Лиловый угол!?
Ч. – Шло-о-мик, ты брат? Ну извини, чувак. Освещение подвело. В клубе темно всегда, да и прикид…
Ш. – Ладно, брат, проехали. Продолжаем?
Ч. – Давай, рули…
Ш. – Итак, читать в черепушке мы давно научились. И почти тогда же научились писать прочитанное в сеть, в виде статической матрицы.
Ч. – Чел, попроще бы…
Ш. – Да, прости. Мы научились переписывать человека в сеть мёртвым набором данных. Его память можно было прочесть, с помощью мощного компьютера, но двигаться, думать, разговаривать эта матрица не могла.
Ч. – Но вот, ты же двигаешь, говоришь и, даже думаешь иногда, кажется. Что же изменилось?
Ш. – Железо, брат, железо. Новые субквантовые процессоры, новые каналы связи, новые устройства памяти. Всё сверхбыстрое и сверхвместительное. Мёртвая матрица ожила. Стала живой личностью. Вот потому мой дигитали сейчас здесь, в студии. Дигитали… А вообще-то, я в клинике своей, на перерыве.

3. Кладбище «Шаарей Цедек» в Иерусалиме. Кадиш.

— Йитгадал вейиткадаш шемэ раба…, — тянул рав Элиягу, -Да возвеличится и освятится Его великое Имя…
— Амэн! – выдохнул Шломо со всеми разом.
Элиягу, на своём жизненном пути, поводил в путь последний не мало еврейских душ. Однако Кадиш в его устах звучал отнюдь не заезженной скороговоркой. Он произносил молитву чётко, и до предела верно, как поэтическую декламацию.
— При вашей жизни и в ваши дни…И скажем: амен.
— Амэн..!

И тут Шломо несколько оторопел, заметив краем глаза, как дигитали покойного деда, державшийся чуть в сторонке, привычно выдохнул очередной «амэн» вместе с пришедшими проводить его в последний путь. Более того, далее, как положено по обычаю, рав Сяо потянул вместе со всеми общую строку молитвы,
— Да будет Его великое Имя благословенно вечно, во веки веков!
Причём, в отличии от нормальной публики «миньяна», которая не помнит ни слова, и лишь бормочет что-то такое, в тон читающему Кадиш, уж рав то Сяо протянул слова ясно и правильно.
Заметил это не только Шломо, однако… Рав Элиягу запнулся, выпучив глаза. Он, верно, всякое видал в жизни, но чтоб покойный читал по себе Кадиш… Потом, всё же взял себя в руки, и повёл дальше,
-Йитбарах, вейиштабах, вейитпаар…
— А-а-мэн!
— Мы провожаем в последний путь дорогого нам человека, в присутствии его достопочтенных родителей, сыновей, внука и… Нет, я так больше не могу! Боренька, закончи пожалуйста.
Местный рав Барух, маленький тощий китаец, похожий на подростка, с готовностью кивнул, и повёл службу дальше.
Рав же Элиягу решительно надвинулся на дигитали рава Сяо, схватил мощной рукой бывшего коллегу за воротник, и поволок куда-то в сторону. Дед дигитали мог бы легко освободиться, снизив уровень тактильности. Однако, он обречённо моргая, последовал за Элиягу, Только подмигнул Шломо на прощание.
Когда Кадиш был завершен, Шломо обменялся всеми, необходимыми в таких случаях словами с родителями, бабушками, дедушками, прадедушками, племянницами и… в общем не меньше часа. При нынешнем долгожительстве, у Шломо была очень обширная родня, считая даже самых близких. Однако, обычно он был отделён от родственников фильтром информационных оболочек, и услужливых сетевых программ. Эти программы поздравляли, информировали, принимали поздравления, и благодарили без его личного участия. И лишь такое обычное, и не обычное событие, как смерть, позволяла увидеться вживую.
Потом, оставив Джи беседовать со скорбно склонившей лицо прабабушкой, Шломо отправился разыскивать господ раввинов.

4 – Интервью.

Ч. – Но вот, брат, я одного не понимаю. Ну да, цифровая модель, изображение, это всё просто, клёво. Но вот я на днях диву одну интервьюировал, так от неё духами дорогими за версту разило. А потом, ещё круче. Я, понимаешь, ей по бедру для понта провёл, а оно, блин, живое, тёплое. А она мне по руке «бац», чувствительно так. Вот такая голография… Это как?
Ш. – А это, дружище Чен, называют тактильным нейрокомплексом. Это уже моя разработка.
Ч. – Ага, а ну-ка колись…
Ш. – Где-то лет шесть или семь назад подходит ко мне Макклинз, и предлагает…
Ч. – Это кто, вообще?
Ш. – Переигрываешь, кореш. Чтобы журналист, профессора Ицхака Макклинза из Еврейского Универа не знал… В вашем канале половина анекдотов про него. Я на его кафедре обычно работаю на науку, когда время и желание есть. В общем, предложил он мне проект за очень не малые деньги.
Ч. – Так ты хорошо поднагрёб тогда?
Ш. – Ну не плохо, хотя сильно богатым не стал. Работа была не простая, и очень срочная. Госзаказ. Пришлось крепкую команду собирать, и башлять не слабо. А задача была… словом, овеществить цифровые копии людей.
Ч. Чо-то я опять не впиливаю, брат…
Ш. – А ты дослушай. Скупили мы по всем компаниям лицензии на нейродрайверы по всем чувствам: зрение, обоняние, осязание, слух… Собрали комплекс ботов, которые взаимодействовали с информационными оболочками, и подменяли или подправляли образы этих чувств.
Ч. – То есть типа..?
Ш. – Именно так. Ты сейчас меня только видишь, да? А рукой меня пощупай. Как?
Ч. – Никак. Голограмма, чо…
Ш. – А теперь?
Ч. – Ух. Живой. Как это, Шломик?
Ш. – Это я поднял уровень тактильности, и киберооболочка твоей студии дала приказ твоему тактильному комплексу ощутить то, чего на самом деле нет. А могу и так…
Ч. – Фу-у, брат. Чеснока нажрался что ли?

5. Кладбище «Шаарей Цедек» в Иерусалиме. Парковая зона.

— Послушай же меня, Эличка…
— Ничего не желаю слушать, Сяо. Я человек толерантный, сам знаешь. Но всему есть предел…
Оперный бас рава Элиягу разносился далеко, и Шломо легко отыскал чёрношляпную парочку, среди усыпанных цветами кустов и кипарисов.
Элиягу, возвышаясь над Сяо дигитали по всем метрическим и акустическим параметрам, продолжал удерживать его за пиджак. Другой рукой рав яростно жестикулировал. Так что, создавалось впечатление, что дед вот-вот получит в ухо от коллеги по цеху.
— Пойми, ты не можешь, не смеешь читать Кадиш по самому себе. Ты даже в миньяне участвовать не можешь, если хочешь знать.
— Это почему же, интересно? — дед дигитали изо всех сил пытался держаться спокойно и уверенно. Последнее удавалось плохо. Подбородок заметно подрагивал. Голос, от природы азиатский, тонковатый, на фоне мощного баса приятеля тоже как-то…
— Да потому, что ты не евр-р-ей…! — проревел Элиягу, — ты даже и не человек вовсе! Электронная матрица с пакетом софта! По образу и подобию, а? Да говорящий попугай из зоомагазина ближе к Создателю, чем ты…
Выдохся, опустил руки и отвернулся. Несколько раз вздохнул, пытаясь успокоиться.
Дигитали, картинно отряхнув пиджак, укоризненно покачал головой,
— По образу и подобию, нет, вы слышали? Значит, я, мыслящее существо, потративший сотню лет на изучение Торы, не подобие. А тот зарытый кусок мёртвого мяса, что уж два года в коме лежал, он тебе и образ, и подобие Творца?! Да иди ты к чёрту, друг Эли.
И дигитали дед растаял в воздухе, отключив своё присутствие в этой системе.
— С чёртом я только сейчас говорил, — потерянно ответил в пустоту рав Элиягу.
Скользнул невидящими глазами по Шломо, и ушёл.

6 – Интервью.

Ч. – Слышь, брат. Что-то мне не нравится эта тактильная фигня. Это, что же выходит? Мы видим, не то, что есть на самом деле? И… стой! Это, что же, Шломик. Я могу трахать тёлку, а это будет пустое место, на самом деле!? Ты чё натворил, брат!!!?
Ш. – И ты прав. Когда мы строили этот комплекс, я утешал себя лишь тем, что во-первых это никогда не лицензируют, во вторых, аксиома Заславского не попустит…
Ч. – Легче, легче, брат… Что-то я опять уплыл. Что это за дамочка, аксиома эта?
Ш. – Ну не буду тебя грузить оригинальной формулировкой. Если по-простому, то Ави, в своё время, экспериментально установил, что такие сложные нейрокомплексы не работают, как их не отлаживай.
Ч. – И что?
Ш. – Заработал, блин…

7 –Клиника.

— Что там у меня, Ципи? – Шломо вошёл, энергично потирая руки. Ночь вышла полегче, Джи явно миновала самые тяжёлые недели, — Ц-и-ипи, доброе утро…!
Секретарша была чуть заторможена.
— А, ты снова не здесь…, — понимающе кивнув, — что-то дома?
— Да, — чуть помедлив, — сейчас очередь к врачу для дочки на сегодня. А с 10 утра до 9 вечера, техник должен прийти, надо ждать.
— А кибероболочка техника принять не может? — Шломо постучал по панели процессора, тот загудел, и выдал чашку экспрессо.
— Она то и сломалась…
— Ясно. Но постарайся всё же избегать неприсутствия. Иначе, и я явлюсь оцифрованным, а сам по бабам. Так, кто там у меня?
— Всё Джи расскажу… А у тебя… Нет, сегодня с утра не кашляла… Прости, Шломик, это я не тебе…
— Ух. Терпеть этого не могу. Ты уж закончи с врачом, сначала. Я лучше подожду, — кофе был хорош, Ципи следила за техникой.
— Не успею. Пациент через 4 минуты 25 секунд.
— Ладно, давай.
— Ермолай Кнаффо, 92 года. Запуск репродуктивной функции.
— А-а, ну это просто, можно не просыпаться, — Шломо допил кофе, и, позевывая, пошёл в кабинет.
Господин Кнаффо не вошёл, а как-то воровато скользнул в кабинет, испуганно оглядываясь через плечо. Это был тощий, нескладный тип. Одет старомодно, с претензией на официоз. Рубашка и однотонные джинсы. Сноп нечёсаных волос на голове, совсем седых, не смотря на нестарый возраст. Бегающие желтоватые глаза, тёмные круги на дряблой коже лица.
«Подзапустил себя мужик», — подумал Шломо, — «Лучше бы собой занялся, прежде чем детей делать.
— Мир тебе, господин Кнаффо. Чем… Э-э, всё нормально, мой господин? Ты неважно себя чувствуешь? — встревожился Шломо, увидев, как пациент испуганно шарахнулся в угол.
— Слушай, доктор, — Кнаффо почти прошептал, испуганно указывая пальцем на дверь, — Ты в курсе, что твоя секретарша неживая? Она цифровой о-о-боротень…
На последнем слове, пациент на каждом «о» тыкал пальцем в сторону двери, будто указывал собеседнику на некие, очень важные точки.
«Псих. Вот свезло с утра. Нельзя ему ничего инсталлировать, в таком состоянии. Как бы отвадить помягче?»
— Ты напрасно беспокоишься, мой господин. Моя секретарша в отпуске, на приёме её дигитали.
— И ты позволяешь оставлять ей оборотня, вместо себя?
— Я ей сделал выговор с утра. Она больше так не будет. И мне не разрешит. Итак, господин Кнаффо? — Шломо повёл рукой, раскрывая терминал в правой части поля зрения, — Итак, ты желал бы восстановить детородную функцию. Твои семенники были блокированы намеренно, или ты всё же не здоров?
— Какую там функцию…, — Кнаффо, не повышая голоса, подозвал кресло, сел, придвинулся ближе к Шломо. Широко раскрыл жёлтые глаза, — Это всё ерунда, доктор. Я просто хотел с тобой поговорить.
Он махнул рукой, и снова воровато оглянулся на дверь.
— Так ты шпик? – Шломо подал условный знак оболочке. Панель окрасила красным нижнюю кромку. Сторожевой режим. Пресечение любой агрессии с вызовом полиции.
— Почему шпик, что ты, доктор? – пациент испуганно отшатнулся.
— В последний раз, когда со мной так же пытались поговорить, это оказалось провокацией Шин Бет. Так что…
— Что ты, доктор, мой господин… Я свой, Именем клянусь, свой…, — Кнаффо умоляюще простёр руки, — Я хотел поговорить о твоём дедушке. Вернее о его оборотне.

8 – Интервью.

Ш. – Чен, ты и сам прекрасно знаешь, что как Кнессет, так власти, лицензирующие нейрософт, подвержены вниманию общественного мнения.
Ч. – Ну, брат, это азы. Фишка в другом. Этот твой тактильный бот намерено обманывает наши органы чувств. Мы видим, нюхаем и трахаем то, чего на самом деле нет. Как насчёт наших прав, а?
Ш. – Да, это базовая фишка во всём бардаке. Но была компания в защиту прав оцифрованных личностей. Политический момент был удобный, надо было как-то отвлечь пипла от экономической депрессии после войны. Ну, наши клоуны и проголосовали за… Теперь каждый гражданин обязан инсталлировать тактильный комплекс, чтобы не нарушать права дигитали на полноценную жизнь.
Ч. – Ну да, а прочему ты сначала был голограммой, а потом я тебя стал щупать… и нюхать.
Ш. – Во-от, брат, и это в точку. У пакета софта личности дигитали есть доступ к степени тактильности твоего комплекса. То есть, я могу сам включать и выключать себя в твоих органах чувств. Комплекс воспринимает управляющие коды.
Ч. – Блин, а что ещё ты меня можешь заставить сделать?
Ш. – Слава создателю, ничего. Защиту от хакеров в комплексе классные мастера ставили. Но… на любую броню когда-то снаряд найдётся, понимаешь…

9 –Всё ещё клиника.

— Слушай, Кнаффо… Ермолай, да?
— Можно Молик… товарищи по движению так зовут.
— А… меня зови Шломо. Так вот,..э.. Молик. Я вполне понимаю твоё возмущение всем этим бардаком. Но ты пойми, пожалуйста. Дигитали, это часть современного общества сегодня.
Шломо, понимая , что говорит с больным человеком, пытался максимально смягчить ситуацию.
— Нет, доктор… товарищ Шломо, это ты послушай. У нас есть своё общество. Межконфессионнальное движение «Яд Коша» (тяжёлая рука, иврит). Вот, смотри…, — Молик, воровато оглянувшись, вынул откуда-то чип, повёл над ним ладонью.
Зазвучала бодрая музыка, в старинном стиле, на голограмме чья-то субтильная длань со здоровым молотком пыталась раздолбать корпус какого-то электронного устройства. Молоток был тяжеловат, а статист не слишком привычен к ручному инструменту, так что удары выходили неубедительными, вскользь.
«Так мы разобьём заговор мирового империализма, пытающегося трудящихся в цифровое рабство!» – голос, похоже, принадлежал Молику. Рука явно тоже.
— Понимаешь, товарищ, — беспокойный гость, продолжая держать агитационный чип на ладони правой руки, левой будто забивал гвоздь молотком, — они хотят уморить наши тела, а наш разум загнать в электронную начинку станков и кибернетических эффекторов.
— Молик, но никто же не заставляет оцифровываться. Так просто удобнее иногда. Вот у моей секретарши срочные дела дома. Она пропустила бы рабочий день, а дигитали позволил ей…
— Ловушка. Хитрая империалистическая ловушка, которую ты, товарищ, по недомыслию помог создать. Но ты не виноват, тебя обманули, использовали, понимаешь?
«Однако»? – подумал Шломо, — «Вся эта история с поспешным лицензированием и безответственным законотворчеством даёт немало поводов для конспирологов, по правде говоря».
— И ты, — продолжал Молик, — когда придёт время, ещё одумаешься, и послужишь движению. Поможешь нам расточить демона, которого вызвал. Но сейчас проблема в твоём деде. В этом оборотне…
— Ну и в чём виноват дигитали деда? – гость начал надоедать, как бы его сопроводить повежливее?
— Оборотень рава Сяолун не только продолжает выдавать себя за живое существо. Он ещё и имеет наглость продолжать семинары в своей ешиве! Ты знал об этом?
— Можно было предположить. Ну и что? Дигитали деда – полноправный член общества, по всем законам. По-моему, это нормально, что он продолжает выполнять свою функцию. Слушай, Молик. По правде говоря, у меня сейчас время следующего приёма и…
— Вы все ослепли! – взвизгнул Кнаффо, — твой дед – оборотень, рупор империалистического заговора, а ты – рупор преступной пассивности. Ну ничего… ничего. Не пройдёт и недели, как ты услышишь о нас! Вы все услышите…
— Циппи, кто там следующий?

10 – Интервью.

Ч. – Так это вся фишка? Инфоматрица, голограмма, бот в башке , и набор единичек и нулей нельзя отличить от нормального чувака?
Ш. – Ещё кое-что. Держи стакан.
Ч. – Как, как ты это сделал Шломик.!?. Как твой чёртов дигитали подал мне стакан? Он настоящий, я его держу.
Ш. – А если так?
Ч. – Чёрт, это же мой богомольчик держит стакан. Но я же ясно видел, что ты его держал.
Ш. – Вот эту, последнюю примочку к тактильному боту, я делать отказался. Но прекрасно сделали без меня, как видишь. Теперь дигитали, попав в любую стандартную кибероболочку, берёт под контроль местные эффекторные устройства – мелких ремонтников, уборщиков, сервов. А бот меняет картинку в твоих глазах, тебе кажется, что это я подал тебе стакан, а не кибер.
Ч. – Шиздец, мля…
Ш. – Вот именно. А можно своего специализированного эффектора на место встречи прислать, если местная оболочка защищена. Такая опция тоже есть.
Ч. – Шломик… ты поправь меня, если я чего не понял. Хрен с этими дигитали. Важно, что у нас в башке сидит программная хрень, которая заставляет нас видеть, чуять и лапать всё, что эти гады сверху захотят. Значит, нам в любой момент могут показать любую картину, без связи с реалом, а мы и знать не будет, правда или туфта? Да это же негласная диктатура, мля… Нашествие марсиан!
Ш. – О чём я, брат, и толкую…

11. Транспортная капсула.

На обратном пути с ним связался отец.
А шабат так хорошо начинался. Неспешный завтрак с Джи, после уж совсем прекрасной ночи. Потом снова поспорили, менять ли пол будущей дочке. Подстроить внешние данные, или положиться на природу. В сотый раз обсудили имя.
Шломо, ясное дело, уступил по всем пунктам. В качестве натурального обмена, попытался уговорить Джи съездить с ним помедитировать на любимую горную площадку в Негеве. Та отговорилась боязнью высоты. Вообще, Джи в последние годы категорически разлюбила природу. Уж не вспомнить, когда и выбирались вместе.
Поехал сам. Погулял в горах, помедитировал, скормил сэндвич встреченному леопарду, выслушал выговор от егерской службы, двинулся домой. И тут с ним связался отец, известный в стране адвокат.
— Шломо, ты мне нужен завтра в мировом суде.
— Здравствуй, папочка…, — иронически, но принуждённо по-доброму. Стараясь гнать раздражение, всегда всплывающее в разговоре с отцом, — Как здоровье? Как поживает твой скот? Хорош ли урожай в этом году?
— Стебаться будешь со своим прадедом, я эти бедуинские штучки не люблю. Ты мне нужен завтра, в суде. Там будет дигитали покойного отца, твоего деда, и его полоумный адвокат.
— Ты судишься с дедом!? Но о чём?
— Не с дедом. С этим электронным чучелом, вообразившим себя твоим дедом. Он имеет наглость предъявлять претензии на отцовский банковский счёт и семейную недвижимость.
— Но, папа. Дед же должен где-то жить… хотя… ну на что-то жить. М-да, сложный вопрос, конечно. Есть закон о правах цифровых личностей и…
— И так, завтра в 11 утра, во Дворце Правосудия, в Бейт-Шемеше. Просто ответишь на мои вопросы перед судьёй. Ты одновременно мой свидетель, и эксперт по дигитали.
— Не могу же я…, — отец уже отключился.
Папаша адвокат, как всегда, раздражал, бесил и портил настроение, с продолжительным остаточным действием. А такой был хороший шабат.

12 – Интервью.

Ч. – Уф, брат, ну ты меня расстроил, расстроил… Надо бы залить это дело. Светуля, в баре ещё осталось что? Ах, в эфире нельзя? Ну тогда, братва, кто нас смотрит, дерните там по маленькой за меня, а я вечерком догоню. Ладно, Шломик, проехали, работаем дальше.
Ш. – Ещё вопросы?
Ч. — Ну конечно. Вот братва хочет знать, правда, что у личности дигитали, блин, все права, как у меня?
Ш. – Ну конечно. В пакете принятых законов был и такой.
Ч. – А это по чесноку вообще? Это как продавать копию картины, как оригинал. Или вот я, скажем, помру. Мой дигитали продолжит тусоваться. Мне что за радость? Я типа помер, насовсем.
Ш. – Это общая ошибка. Ты думаешь, дигитали, просто копия.
Ч. — Скажешь, нет?
Ш. – Совсем нет. Нельзя скопировать живую личность так, чтобы она продолжила жить. Почему? По кочану, брателло… Аксиома Заславского… Это делают совсем по-другому.
Например, сейчас я просто управляю своим дигитали. Мой дигитали лишь временный образ, голограмма. Вся моя память, характер, размышления в голове у меня, настоящего. Значит, если моё тело чихнёт, дигитали чихнёт тоже. Если я, скажем, с бодуна или сплю, дигитали тоже будет в ауте. Это не эффективно. Тогда я копирую всю свою текущую память, в виде статической матрицы в сеть, и запускаю своё дигитали, и своё реальное тело так, чтобы моя настоящая память, моя электронная память, а так же динамическая матрица дигитали, которую ты видишь, чтобы всё это действовало, как общее информационное пространство. Теперь моё тело может отдыхать, или маяться головной болью. А дигитали будет свеж, и активен. А когда я просплюсь там, могу вернуться.
Ч. – Это где это ты нагруздался так в середине недели?
Ш. – Нигде, брат. Это я так, для примера.

13. Дворец правосудия. Бейт Шемеш.

Папаша, конечно, запустил некоторые связи, чтобы приволочь деда на слушание именно в Бейт-Шемеш. Вероятно, в местном мировом суде, неподкупном и беспристрастном, он был чуть «равнее» иных граждан, чем в других городах.
Джио, потрясающе красивая и грациозная со своим животиком, не уставая порхала по мосткам внутреннего сада дворца, восхищаясь сладко пахнущими цветами, яркими колибри и сияющими рыбками в бассейнах между водопадами. Мрачный официоз казённого дома не портил ей настроение.
Шломо, напротив был мрачен. Склока меж родни, в которой его принудили участвовать, затягивала в депрессию. Голограммы рыбок и птичек раздражали. Плеск и сияние воды вызывали головную боль. Хорошо хоть Джи не бросила, пошла с ним.
— Господин Бар-Шай, Шломо…, — сексуальный голос коммуникатора вызвал инстинктивную неприязнь у Джи.
— Здесь я, здесь? Начинается?
— Мой господин, пройди пожалуйста в зал 156 гимель на 15-м уровне. В 12 метрах от тебя элеватор, дальше по стрелкам на полу.
Зал 156 гимель оказался тесной квадратной комнаткой, разделённой пополам. Половина представляла собой кафедру с креслом судьи, так что остальные участники процесса были вынуждены тесниться на крошечном пятачке три на три, и смотреть на «его честь» снизу вверх, стоя.
— Гражданское дело 90657 гимель-тет, оранжево-синий, — знакомый голос с сексуальным придыханием, как оказалось, принадлежал местной кибероболочке, — судья госпожа Тахмина Ёлочкин?
Мрачная тётка, с сухим лицом и обширными формами, сонно кивнула, скучающе прикрыв глаза — госпожа судья в зале присутствует.
— Истец, господин Борис Бар-Шай, он же адвокат со стороны истца… присутствует, — отец поднял руку, приветственно кивнул дремлющей судье, но был проигнорирован.
— Ответчик, господин Сяолун Аль-Малик дигитали… господа, прошу освободить место.
Шломо, отец и Джио шарахнулись в сторону, повинуясь возникшей на полу разметке. Посреди комнаты вспыхнули две искры, раздулись, превратились в две голограммы, обрели цвет, звук дыхания запах… готово. В правой части комнаты гордо стояли рав Сяо, в полной боевой, и ещё какой-то жизнерадостный дигитали.
— Присутствует. Вместе со своим адвокатом…
— Протестую! – выкрикнул отец, — я возражаю, чтобы противоположную сторону представляла цифровая копия. Сам процесс может оказаться прецедентным в области юридических прав дигитали.
— Рекомендуется отклонить протест, — страстно прошептала оболочка, — закон о полных юридических правах цифровых личностей.
— Отклоняется, — буркнула госпожа Ёлочкин, внимательно рассматривая пустую противоположную стенку.
— Итак, адвокат ответчика господин Мухтар Ва-Хун-Фельдман дигитали, присутствует. Свидетель и технический эксперт истца, господин Шломо Бар-Шай, присутствует. Публика в зале суда в составе одного человека.
— Присутствую, — пискнула Джио, и прыснула в сторонку.
— Рекомендую начать слушание, — судья, зевая, подняла молоток, и вяло шмякнула им по ручке кресла, — слушание начато.
— Истец, прошу изложить…
— Я, Борис Бар-Шай, будучи членом адвокатской коллегии, решил представлять себя в деле против цифровой копии покойного тестя, господина Сяолун Аль-Малик…, — последнее слово отец буркнул, как выплюнул.
— Протестую, — весёлый адвокат деда погрозил обоими указательными пальцами, бросив лукавый взгляд в сторону отца, — определение «копия» оскорбительно, и противоречит существующему законодательству. Определяя цифровую личность, господин адвокат истца может лишь добавить в конце слово «дигитали»..
— Рекомендую…, — затянула оболочка.
— Протест принят, — судья глубоко и сладко зевнула.
— Моя госпожа судья, — отец нервно поклонился, — я принял замечание к сведению. Итак, дело против Сяолун Аль-Малик… дигитали.
— Борис, ну давай же суть, наконец, — судья наконец-то впервые соизволила бросить взгляд вниз, — ведёшь себя как стажёр.
— Уже, уже. Итак, мой уважаемый тесть, Сяолун Аль-Малик скончался на прошлой неделе, — отец скорбно опустил глаза. Дед Сяо возмущённо дёрнулся, но адвокат успокаивающе похлопал его по руке, — мы с супругой, отсидев в скорби положенную неделю, намеревались вступить во владение положенным по закону наследством. Две квартиры, дом в Таиланде, банковские счета. Там имеется список.
— И что же? — судья проснулась, состроила гримасу, и почтительно покивала головой, углядев в своём виртуальном «зазеркалье» перечень материальных средств.
— Да то, что вот эта голограмма…, — отец вперил палец в деда, — простите… Этот дигитали утверждает, что он и есть господин Сяолун Аль-Малик, живой и здоровый, а значит, не о каком наследстве речь не идёт.
— Именно так, — гордо кивнул дед, во всём своём тактильном великолепии. Ясный взгляд, ровная молодая кожа. Даже борода, которая несмотря на все давние попытки Шломо помочь деду, из-за китайских предков, оставалась куцей и жидкой, обрела цвет и полноту.
— Мой клиент хочет сказать, — поспешно ввинтился Ва-Хун-Фельдман, — хочет сказать, что в связи с принятым Кнессетом пакетом законов, дигитали обладает всеми гражданскими правами. А права эти включают, в том числе, и право частной собственности. Недвижимость и деньги, мой клиент заработал тяжким трудом, и уже конечно обладает полным правом распоряжаться ими.
— Эти деньги заработал мой покойный тесть! — прогремел отец, воздев длань, как древний пророк, — А этот … дигитали, пусть является полноправной личностью. Но это совсем другая личность, в завещании покойного тестя не упомянутая. В отличие от моей жены, чьи интересы я здесь представляю, в том числе.
— Ну а мы намерены доказать, — кротко протянул Ва-Хун-Фельдман, — что смерть физического тела, при наличии дигитали, не является юридической смертью. А дигитали остаётся той же личностью, каковой было физическое тело, со всеми гражданскими правами.
— Ну, коллеги, вы меня и втянули в историю, — судья ошеломлённо покачала головой, — тема-то Высшим Судом пахнет…
— Извините господа, публика покидает зал. Мне надо выйти…, — Джио отдельно протиснула свой животик, а затем и всю себя, между Шломо и овеществлённой голограммой адвоката деда, покачивая изящной сумочкой на вытянутой руке. Скрылась за дверью.

14. Интервью.

Ч. – Ну а как становятся полным дигитали?
Ш. – О, это совсем просто. Сначала ты продолжаешь жить в двух телах, живом и цифровом. И чем дальше, тем больше оказывается, что в цифре легче, понимаешь?
Ч – Это как?
Ш. – Ну склероза не бывает, электронная память действует безотказно. Программа человеческими болезнями не болеет, всё остаётся в том теле. Секс, алкоголь, любые виды кайфа в тактильном софте просто потрясающие.
Ч. — Чо, реально сильнее вставляет?
Ш. – Нереально, брат. Вставляет так, как ты на данный момент хочешь. Другая жизнь просто.
Ч. — Всё… хочу в цифру.
Ш. – Не ты один. Ну вот, ты как бы живёшь в двух телах, но постепенно всё больше задействуешь своего дигитали, и всё реже возвращаешься в реал. И вот если в этот момент снять энцефалограмму мозга, ты увидишь, что твое тело как бы отключается. Мозговая деятельность постепенно переселяется в цифру. На каком-то этапе вернуться уже невозможно. Нет сегодня таких технических средств. Да и зачем, собственно?
Ч. – А дальше? Ух, мороз по коже…
Ш. – А дальше всё. Кома и смерть. Если ты, в этот момент телом был дома. Впрочем, если в больнице, то тоже разница небольшая. Твоё тело будут поддерживать в витализаторе, сколько хочешь, только денежки плати. Но рано или поздно, дигитали решает отключить аппаратуру, и живёт себе полноценной цифровой жизнью.
Ч. — А ты так хотел бы?
Ш. – Пока что, нет. Но боюсь, придёт момент, когда нас никто не спросит.

15. Дворец правосудия. Бейт Шемеш.

— Сложная проблема, Борис, — протянула судья Ёлочкин, подперев голову двумя кулаками, — я не припоминаю никаких прецедентов. Думаю, сегодня мы ничего не решим, нет смысла продолжать. Я поговорю с китайскими юристами…
— Прецедентная история по делу отсутствует, — сексуально выдохнула кибероболочка…
— Вряд ли ты найдёшь прецедент, моя госпожа. Я изучил материалы достаточно глубоко, не было ничего подобного. Тебе придётся решать.
— Я всего лишь первая инстанция.
— И тем не менее…
— Ну допустим… Выскажи основные доводы. Почему личность дигитали, по-твоему, не должна обладать правами собственности оригинала?
— Моя госпожа, — влез адвокат, — моя госпожа! Прости, но дигитали и есть оригинал!
— Подожди, Мухтар. Я дам и тебе слово, но пусть Боря закончит.
— Итак, — отец торжественно воздел голову, — итак, рассмотрим разницу между потребностями нормального человека и ко… дигитали.
— Протестую, — снова выскочил адвокат, — противопоставление по пресловутой «нормальности» не допустимо.
— Рекомендую отклонить, как не существенный, — кибероболочка.
— Мухтар, в прежнем виде ты был куда спокойнее, — судья, — протест отклоняется…
— «В прежнем виде», мне было сто двадцать семь лет, смею напомнить, — дигитали Мухтар Ва-Хун-Фельдман задорно встряхивает чёрными кудрями.
— Порядок в зале! Продолжай, Борис.
— Итак…, — Борис Бар-Шай злобно покосился на цифрового однокашника, — я хотел бы задать несколько вопросов присутствующему здесь Шломо Бар-Шаю, как несомненному эксперту в вопросах.
— Защита не возражает против личности эксперта? Родство, компетентность, и всё такое?
— Нет, моя госпожа, доктор Бар-Шай, личность известная. Не возражаю.
— Замечательно. Тогда прошу доктора Бар-Шая разъяснить, нуждается ли дигитали в квартире, деньгах, материальных ценностях?
— Н-ну, — промямлил Шломо, оглянулся, ища моральной поддержки жены, но та ещё не вернулась, — личность дигитали, разумеется не нуждается в квартирах, в нашем понимании. Она обитает в информационном пространстве серверных комплексов. Там она может построить для себя любую квартиру, дворец или целый мир. Это лишь вопрос компьютерных мощностей и творчества.
— Но ведь место в информационном пространстве стоит денег! И эти самые компьютерные мощности, и работа программистов по возведению этих самых цифровых дворцов, тоже стоит и не мало! Не правда ли, доктор Бар-шай?
— С этим не поспоришь, мой господин Ва-Хун. Тебе это, вероятно, известно куда лучше меня.
— Вот именно! И уверяю вас, материальные потребности ди..,- адвокат вместе с дедом внезапно гаснут. Гаснет так же свет, информационная сфера, стихает дыхание климатизатора.
— Что это, — отец делает неуверенный шаг в полумраке, но натыкается на невидимый контур тела адвоката, и с каким-то женским визгом прижимается к стене. Тактильный бот не успевает среагировать на аварийное завершение присутствия цифровых личностей. Голограмм дигитали уже нет, но их тела всё ещё осязаются в последних позах, в которых бот их запомнил.
— Так просто не бывает, — недоумённо говорит Шломо, — свет ладно. Но питание кибероболочки не может так просто взять, и выключиться. Здесь чёртова уйма резервных систем.
Судья, осторожно ставя ноги, спускается с кафедры. Госпожа Ёлочкин очень напугана. Шарит в темноте, неуклюже расставив руки. Она одновременно, и боится касания развоплотившихся призраков, и ищет хоть чьей-то руки. Наконец, судья вцепляется в плечо Шломо.
— Извини, доктор. Не возражаешь, я должна…
— Да, пожалуйста, моя госпожа. Можешь выяснить, что случилось?
— Да сейчас, полицейский канал, — судья поднимает руку с коммуникатором.
Кибертеракт организации «Яд Коша». Сработали десятки закладок ЭМИ генераторов, синхронизированных с вирусным софтом. Виновные известны полиции, и будут арестованы в течении ближайшего часа.
Пострадавшие, свыше 70% дигитали, по всему Израилю, прервали виртуальное и реальное существование.
Причинён большой материальный ущерб различному электронному оборудованию в публичных и государственных учреждениях. Кибероболочки перешли в аварийный режим. Полная ликвидация последствий возьмёт не менее двух суток, однако, транспорт и гражданские средства связи постепенно возвращаются в действие уже сейчас.
— Так что же, дигитали…, — голос отца дрогнул, — Они все погибли, их больше нет?
Борис Бар-Шай явно на гране истерики. Тело бьёт дрожь, глаза блуждают в полумраке комнаты. Судебный иск, судебным иском, но к окончательной смерти тестя он морально не готов.
— Не волнуйся, — Шломо свободной рукой хлопает отца по плечу, но тот ещё сильнее сжимается, — не волнуйся. В принципе, такая ситуация предусмотрена. Оперативная матрицы, то есть личностные параметры дигитали функционируют внутри энергонезависимых регистровых модулей. Если уничтожить кибероболочку, матрица сохранится в замороженном состоянии. Такой модуль почти невозможно вывести из строя конвенциональными средствами. Ни огонь, ни кувалда, ни ЭМ импульс.
— Значит, как только заработает оболочка, все вернутся, как были? – спрашивает Ёлочкин. Она уже почти успокоилась, занимается некой дыхательной гимнастикой.
Тут возвращается свет и климат. Оболочка здания суда постепенно реанимируется аварийными эффекторами.
— Ну, как бы да, моя госпожа, но не совсем. Они вернутся к тому месту, на котором их «заморозил» регистровый модуль, но будут в состоянии некоторого… склероза, что ли. Видишь ли, госпожа, существует ещё и долговременная память. А это очень большой объём информации. В результате теракта стёрты много банков данных служб дигитали. Их сейчас восстанавливают из резервных копий. Такая копия, личное дело дигитали. Она очень дорого стоит, и средний оцифрованный обыватель сохраняется не чаще раза в год. Вот, папа, кстати, зачем дигитали нужны деньги…
— Так что, твой дед не вспомнит, что судился со мной?- отец сразу вернулся к жизни.
— Думаю, вспомнит. Оперативная матрица всё же хранит самые «свежие» данные. Но вот мотивация вполне может поменяться. Так что, надейся и дерзай…
— В любом случае, я надеюсь, Борис, ты отзовёшь этот скандальный иск. Решите дело по-семейному.
— Посмотрим, Тахмина, посмотрим…
Но где же Джи? Её что, в туалете заперло?
Шломо торопится вон из комнаты, нащупывая оживший уже коммуникатор.
За спиной звучит голос воскресшего деда,
— Слушай, Боря. Я тут подумал, что квартиры мне не нужны, в принципе. Договоримся, зачем зря стряпчих кормить?
Но Шломо ясно, что его роль в этом балагане исчерпана.
— Джи, ты где?
— Прости меня, сладкий. Всё погасло, я так испугалась, что сразу в капсулу и домой… Ты уж не обижайся, Шломик. Приезжай, я ужин готовлю.
Шломо облегчённо опускает руку, и быстро идёт к транспортному терминалу. Через пару шагов замирает в недоумении. Терминал ещё закрыт. Его ещё не пустили после теракта. В сфере над порталом крутится красным «Восстановление транспортных услуг через 11 минут».
Как же Джио уехала домой, чёрт возьми?
Оборачивается обратно к двери, и каменеет окончательно. У дверей дамского туалета дохлый эффектор местной оболочки. Электронные мозги мелкого серва не выдержали удара ЭМИ. На его манипуляторе мерно покачивается сумочка Джио…

16. Балкон дворца правосудия. Бейт Шемеш.

— Макклинз, я всегда знал, что ты лживая и циничная сволочь, но это… Как ты мог меня столько времени обманывать?!
— Шлом…
— Я тебе не Шломо! Меня зовут господин Бар-Шай! И я вот думаю, то ли приехать, тебе рыло на сторону свернуть, то ли подать иск, за моральный ущерб. Я как раз в суде, так что идти не далеко.
— Послушай, мой мальчик…
— Я больше не твой мальчик, профессор, мы более вместе не работаем!
— Шломо, а ну успокойся, живо, — глаза Макклинза перестали бегать, лицо в сфере коммуникатора стало твёрже, — успокоился? А теперь слушай. Да, твоя жена дигитали. Больше года. Это алеф. А теперь, бет.
Макклинз извлекает из ниоткуда, за границами сферы, стакан воды. Отпивает несколько глотков.
— И, бет, Шломо. Ты один из крупнейших в мире специалистов по оцифровке личностей, и ведущий разработчик тактильного нейробота. Мой лучший ученик, наконец. Я не мог даже предположить, что ты сразу не опознал в жене дигитали. Помалкивал, щадя твои чувства.
— Врёшь!
— Вру, — вздохнул профессор, — Джио идеально вжилась в роль, без проколов. Ну не мог я сказать тебе, не мог… Неужели совсем, совсем ничего не заметил?
— Ну, — задумался Шломо, успокаиваясь, — на природу она выезжать отказывалась. То есть, не в парки, а в дикие места, где нет кибероболочек. Но всегда повод находился. А так… Нет, не припомню. Как это случилось, расскажи хотя бы.
— Как… Слушай, Шломик, приезжай, а? Мне трудно так, по связи.
— Нет. Говори…
— Ну ладно, — Макклинз потёр лоб, — Год назад, или больше, ты в Пекин на консультацию ездил, помнишь?
— Смутно, — недоумённо ответил Шломо, — за этот год у меня консультаций этих десятка два было.
— В общем, ездил. Не было тебя в стране. А тут теракт. В Дансинг Тауэр, на дискотеке. Ну, в старом порту, знаешь? Сектанты какие-то взорвали, «дети Мерлина».
— Дискотеку знаю, конечно, мы там часто бываем. – Шломо напряжённо смотрел Макклинзу в глаза, — Джи погибла там?
— Ну, ты скажешь. Погибших не было тогда. Но она обгорела сильно, и позвоночник… Год надо было на реабилитацию. Тут она меня позвала, и попросила помочь с оцифровкой.
— Тебя? Почему тебя, когда муж у неё «один из крупнейших в мире…»
— Она боялась, что ты не согласишься. Заставишь год лежать, на костылях ходить. И сам мучиться будешь с женой – инвалидом.
— Да-а… А потом бросила своё тело?
— Не знаю, честно говоря. Может тело она ещё и хранит. Только возвращать, после года в цифре, мы пока не умеем, сам знаешь. Да и не вернётся она, когда научимся. Из дигитали обратно в мясо, это как с небес, на помойку.
— Ну и что же мне теперь делать? – Шломо глядел на Макклинза, и сквозь него.
— Ты жену любишь? Не ту, что год назад, а сейчас. Ту, что позавчера, вчера, сегодня утром?
— Это да… господи, люблю, конечно.
— Ну, так и люби себе. А что она в цифре, так все там будем, Шломик. Сначала она, потом, лет через 30-40 — я, а там и тебе деваться будет некуда.
— Полагаешь, профессор?
— Знаю, мой мальчик, просто знаю.

17. Интервью.

Ч. – И вот, представь себе брат, живём мы так, живём. Всё у нас в шоколаде. Любая дурь, любая тёлка. Любую хату нарисовать можно, хоть дворец, хоть хижина на Гималаях. Блин, только сейчас подумал, это и стоять будет столько, сколько захочешь. Ведь так, Шломик?
Ш. – Всё так, брат…
Ч. – Так что же, тела вообще не нужны больше будут?
Ш. – Ну детей рожать программы не умеют. Новые личности создавать. По крайней мере, пока не умеют. Хотя…
Ч. – Ну да, ну да. Но я не к тому. Вот, скажем я. Родился, вырос. Может даже, детей нарожал, и… в цифру. Навсегда.
Ш. – Да, пожалуйста. Хочешь оцифроваться? Могу сделать скидку, по-приятельски.
Ч.- Хм… Это мы ещё подумаем, поскрипим… Но вот, я в цифре. Дигитали, блин, не фраер… Репортажи делаю в цифре. Ем в цифре, бухаю в цифре, трахаюсь в цифре. И что же это так, навсегда? Бессмертие? Программы не стареют ведь.
Ш. – Не знаю, брат…
Ч. – Как это не знаешь? Что за гнилая отмазка? Кому же знать, как не тебе.
Ш. — Так никто и не знает, друг Чен. Дигитали, в нынешнем, полноценном виде, существуют менее десятилетия. Да, пока что все едят, работают, бухают и трахаются, в своё удовольствие. Кое-кто даже молиться, и службу в синагоге вести ухитряется. Но ведь дигитали, это не тупая программа. Это полноценная человеческая личность. Она развивается, переживает, любит, страдает, ненавидит. А значит, и прогрессирует. И регрессирует, кстати.
Ч. – И болеть может?
Ш. – Ну, чистить аппендикс, или новый зуб выращивать вряд ли придётся. А вот психиатрию никто не отменял.
Ч. – И что уже есть такие? Цифровые психи…
Ш. – Да, уже есть. И ещё… Понимаешь, брат, дигитали – это совсем новый способ существования. Мы ведь про него почти нечего не знаем. Так вот… Я не могу сейчас ничего доказать, но попомни, пожалуйста. Не будет нам бессмертия!!
Ч. — Уф, Шломик, напугал. Кричать то зачем? Ну не будет, и не будет. И так не плохо. А почему, кстати? Адонай не попустит? Заславский твой?
Ш. – Да не знаю я, Чен. Но кто-то нас остановит, попомни.

18 – Дом.

Шломо кладёт руку на входную дверь. Делает несколько медленных вдохов – выдохов. Задерживает дыхание, толкает.
Дверь расходится диафрагмой, разбитной голос оболочки:
— Слышь, подруга, хозяин пришёл!
— Шломик, привет…, — голос Джи, — давай сюда, ужинать будем. Я го-л-о-дная!
Ещё пару раз вдох-выдох, и дальше. Джи … дигитали…? Нет, Джи остаётся Джи… Джи возится у кухонного процессора, нагружая серва посудой. Что-то напевает, по-индейски.
— Ну Шломик, чем кончилось там? Победил твой дед папашу?
Вдох… задержать, медленный выдох.
— Вроде договорились они…
— Ну и здорого… А то я так испугалась, так испугалась… Не хочу туда больше.
Вдох.. ах….
— Что то случилось, Шломик? Шломо, что с тобой!?
— Нет, — отвечает Шломо, старательно дыша, — всё прекрасно. Ничего не случилось. Ты когда, в последний раз… сохранялась… резервную копию делала?
И смотрит, не в силах оторвать взгляда от спортивного плоского животика Джи, между майкой и шароварами…

Беер-Шева. лето 2016